Хмурое (а, впрочем, какое же ещё) питерское утро. Иду в маленький, спрятанный в глубине двора, магазин. Перед входом переминается с ноги на ногу юноша:
— Простите, а не могли бы вы купить сигарет бедному питерскому поэту?
Начинаю думать, как бы пошутить по-питерски на это, а он добавляет:
— А я вам стихи почитаю!мурое (а, впрочем, какое же ещё) питерское утро. Иду в маленький, спрятанный в глубине двора, магазин за, допустим, йогуртом. Перед входом переминается с ноги на ногу юноша:
— Простите, а не могли бы вы купить сигарет бедному питерскому поэту?
Начинаю думать, как бы пошутить по-питерски на это, а он добавляет:
— А я вам стихи почитаю!
— Давай, - отвечаю, - читай.
— Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров...
Норм читает, с выражением.
— Пошли, - говорю, - за сигаретами. Ещё надо чего?
— Благодарю, только сигарет!
Покупаю ему пачку ротманса, вручаю.
— Эх, - вздыхает, - если честно, рассчитывал на собрание!
— Так это надо было свои стихи читать, а не Бродского!
— Да, справедливо! Тут, как говорится, спасибо, что не Шипку!
Откланялись. Разошлись. Начинался хмурый (а какой же ещё) питерский день
— Давай, - отвечаю, - читай.
— Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров...
Норм читает, с выражением.
— Пошли, - говорю, - за сигаретами. Ещё надо чего?
— Благодарю, только сигарет!
Покупаю ему пачку ротманса, вручаю.
— Эх, - вздыхает, - если честно, рассчитывал на собрание!
— Так это надо было свои стихи читать, а не Бродского!
— Да, справедливо! Тут, как говорится, спасибо, что не Шипку!
Откланялись. Разошлись. Начинался хмурый (а какой же ещё) питерский день